Творческое объединение «Зыбчане» представляет ЛИТЕРАТУРНУЮ СТРАНИЦУ (12+)

Валентина БАСОВА
Посвящается Борису Корчевникову, ведущему телепередач «Судьба человека», «Далёкое – близкое».

ЧТО В ИМЕНИ ТВОЕМ

В дверь позвонили. Отложив вышивку, Вера пошла открывать. В дверях стояла Анжелика. Вера узнала ее сразу, хоть и не виделись больше двадцати лет. И теперешнее ее появление стало для Веры как лавина с горы – страшно и непредсказуемо. В смятении она не знала что делать: то ли пускать гостью, то ли нет, но Анжелика уже шагнула в квартиру. Они долго стояли обнявшись в коридоре, не в силах расцепить руки. И только на кухне Вера опомнилась, деловито поставила чайник. Он сперва помурлыкал, потом посвистел, его выключили, но к чаю так и не притронулись.
– Господи, Анжелика! – наконец тихо произнесла Вера. – Откуда ты? Вот так чудо расчудесное!
Было заметно, что Вера нервничала. Анжелика неопределенно и как-то застенчиво, чего за ней сроду не водилось, пожала плечами, отвернулась к окну и промолчала. Разговор явно не клеился. Вера узнавала и не узнавала прежнюю Анжелику. Казалось, в ней что-то треснуло, сломалось.
Одета вроде простенько, но какой вкус! – все в одной цветовой гамме, по моде, вроде есть косметика, а словно бы её и нет вовсе. Словом высший пилотаж! И все же…
Дверь в кухню тихонько отворилась и вошел необычайно красивый юноша, смуглый и улыбчивый. Анжелика внезапно и резко вскочила, да так, что стул отлетел в сторону, а ее глаза, и без того большие, округлились и, казалось, вылезли из орбит.
– Фиделио!.. Фиделио!.. – как сумасшедшая вскричала она, протянув к парню руки.
Он с недоумением и даже страхом переводил взгляд с матери на незнакомую женщину.
И в какой-то момент Вера заметила, как изменилось лицо ее мальчика, оно сделалось словно мacкa, губы сжались в тонкую ниточку и побелели. Вера сделала строгий жест, приказав ему уйти.
В дверях сын обернулся, бросив на Анжелику презрительный взгляд.
– Ты что? Ты знала? – в ужасе закричала Вера. Анжелика отчаянно мотала головой.
– Мое пятно… у него на плече… мое пятно… эти глаза… эти ресницы…
В институте Анжелика была первой красавицей. Высокая, статная, с длинными ногами, с копной кудрявых, иссиня-черных, не знавших краски волос, с ярко-голубыми глазами, такими неестественными при ее смуглости, с милыми ямочками на щеках и длиннющими пушистыми ресницами – не чета нынешним искусственно нарощенным. Она притягивала взгляды не только мужчин, но и женщин. Причем, если первые любили и благоговели перед этой красотой, то вторые ненавидели и завидовали. Завидовали ее умению одеваться, ходить на высоченных каблуках, не стесняясь своего роста, ее легкому характеру, который позволял ей становиться своей в любой компании. Завидовали даже ее безбашенности, которая частенько подводила и приводила к плачевным результатам.
Три подружки, Вера, Анжелика и Антонина, жили в одной комнате, вместе бегали на лекции, в студенческую столовку, а вот вечерами Анжелика постоянно куда-то исчезала. Приходила поздно, довольная и частенько с обновками. Вера ругала ее за пропуски лекций, за опоздания на практические занятия, за то, что часто свои обязанности дежурной по кухне сваливала на Тоню.
Вера спокойно относилась к популярности Анжелики, а вот Тоня стала ее тенью в надежде, что и ей тоже чего-нибудь перепадет от подружкиных кавалеров. И если Вера была рассудительной и толковой, то Тонька смотрела Анжелике в рот и бросалась выполнять любую ее прихоть.
Первого сына Анжелика родила на втором курсе. Вера бегала к ней в роддом, кричала под окошком про малыша, про молоко и общее самочувствие, посылала поздравительные записочки, а молодая мамаша только смутно и загадочно улыбалась из окна третьего этажа. По справке из роддома Вера зарегистрировала малыша. Анжелика назвала его Фидель. Что за странная прихоть называть русского ребенка иностранным именем? И как его детей будут величать? Фиделевичами? Но еще большим потрясением стало известие о том, что Анжелика оставила ребенка в роддоме.
– Да, отказалась ! – пыталась выгородить Анжелику Тоня. – А что? Молодость свою губить? Кому она нужна с нагулянным-то? А институт?
– Но ведь у ребенка есть отец, пусть женится! – возражала Вера. – А родители, Анжелика, твои родители знают?
Анжелика неопределенно взмахивала рукой – это был ее любимый жест, когда не было слов.
– У них на меня большие надежды. Не могу же я не оправдать эти надежды.
И лишь в минуту особого доверия Тонька созналась, что Анжелика не знает, от кого у нее ребенок.
По большому секрету и знакомству Вера бегала в Дом малютки, куда из роддома перевели Фиделя, покупала незатейливые погремушки, просила разрешения брать его на руки. Это был здоровый, красивый мальчик, он весело агукал, улыбался и пускал слюни. Но вскоре в Доме малютки сменилось начальство, и Вере категорически запретили видеть малыша.
Второго ребенка Анжелика родила на последнем курсе. Она все продумала заранее. При первых признаках родов без документов села в электричку, и ее, конечно же, благополучно сняли с поезда в другом городе. Родился опять мальчик. И Вера только через полгода, опять же по особому доверию со стороны Тоньки, узнала, где родила Анжелика и что назвала сына Раулем. И чего ей далась эта Кубинская революция и известные всему миру имена? Или в том была разгадка появления малышей на свет?
И вот теперь сидит перед Верой Анжелика – красивая, как прежде, одетая с иголочки, но такая потерянная и несчастная.
– Подружка ты моя, поверишь? Где я их только не искала. Я давно замужем и все-то у меня есть, муж дипломат, полмира объехали…
– Вторые полмира – я? – ехидно перебила Вера. – Ты зачем приехала?
– Ты одна у меня подруженька – верная, правильная – да только я-то поняла это не сразу.
Видишь сколько лет прошло!.. После Рауля детей, как отрезало. Наказал меня Господь!
Приехала к тебе узнать, может ты что про сыночков моих знаешь? Помню, бегала тогда в Дом малютки… А тут, о Боже! Вот что оказывается… Он здесь, мой сыночка! Фидель!
– Нет, Анжелика, это мой сын, наш с Пашей, и дали мы ему чудесное красивое русское имя Ярослав, редкое для того времени. Это сейчас каждый третий Ярик, а тогда нам хотелось, чтоб у этого брошенного и обиженного ребенка было замечательное имя – Ярослав, Слава. И понесет он в жизнь не твою славу, а нашу с Пашей. Когда мы поженились, врачи мне твердо сказали: «Неразвитая матка, детей не будет». Вот тогда я и вспомнила про Фиделя, и по обоюдному согласию с Пашей мы забрали его из детдома. Нашли его с трудом, так как он переменил их несколько. И только по твоему пятну, да по нелепому имени и нашли. Хотя все его считали цыганенком и звали Филька. И сколько же натерпелся ребенок за свои коротенькие годочки!
Из-за твоего пятна и меченым его обзывали, и бракованным, и кусали за пятно, и царапали.
Ты-то свое лазером свела. А он свое до сих пор носит. Только сдается мне, что пятно не у Ярослава на руке, а у тебя в душе. Это ты меченая и бракованная.
Вот ты приходишь и вдруг узнаешь своего сына. А как он рос, чем болел, любили его или обижали, ты об этом хоть раз подумала?
– И не раз!.. И не тысячу!.. Господи, как мне искупить?!
Дверь неожиданно распахнулась. Вошел Ярослав. Он был бледен, у него тряслись губы и руки.
– Сходите в храм, поставьте свечку, помолитесь, может, простит и поможет… Я знаю, полмира она объехала… От нас-то вам чего надо? Вы моя мать по факту, но не по совести. О том, что я приемный, узнал еще в двенадцать лет, когда случайно нашел документы в дальней коробке на шифоньере. Прости, мама, что промолчал. Но от этого я только еще больше полюбил своих родителей, потому что они жили для меня и ради меня. А Вас я презираю!
Ярослав ушел. Анжелика уронила голову на стол, сильно ударившись лбом, завозила, завозила лицом по скатерти и захлебнувшись плачем затихла.
Наступила мертвая тишина. Лишь за окном слышно было, как по перилам балкона не спеша ходит голубка и нежно воркует, то ли голубя призывает, то ли просто радуется жизни.
Так тихо они сидели долго. Каждый вспоминал свое. Вера тот день, когда они с Павлом привезли Фильку домой. Он ходил по комнатам, несмело трогал незнакомые предметы, пальчиком проводил по ярким обоям в своей комнате, которую они для него приготовили. С удивлением постоял возле ящика с игрушками и, повернувшись лицом, глазенками спросил: «Можно?»
Вера заплакала, схватила малыша в охапку и стала исступленно целовать его. Филька испугался и заревел во весь голос. Павел отобрал у жены ребенка, долго успокаивал обоих, а потом они пошли ужинать. Так началась их жизнь втроем.
– Ты что-нибудь знаешь о Рауле? – вдруг спросила Анжелика.
От неожиданно прозвучавшего в тишине голоса Вера вздрогнула.
– Мы его тоже хотели усыновить. Долго искали, не помогло и твое пятно, оно у него тоже есть, но не успели. Его уже увезли. По счастливой случайности я узнала, кто стал родителями Рауля и только потому, что они этого не скрывали.
– Ты знаешь!.. Ты знаешь!.. Ты мне скажешь? Хоть глазком… одним глазком…
– Нет! – твердо и решительно отрезала Вера. – Они давно эмигрировали в Израиль, он вырос в любящей семье, получил хорошее образование, счастливо женат, воспитывает дочь. Зачем ему знать в какой грязи он родился.
– Зачем ты так, подружка моя дорогая? – безнадежно прошептала Анжелика.
После ее ухода у Веры долго не проходило чувство, что она что-то недосказала Анжелике, не посочувствовала, не пожалела чисто по-женски. Но в чем это сочувствие должно было выражаться и зачем оно Анжелике, Вера не могла представить. Когда-то, еще в институте, Анжелика резко обрывала тех, кто называл ее Анжелой.
– Фу, какое плебейское имя! Я – Анжелика.
– Что, твои родители балдели от Голонов? – интересовались сокурсники.
– Нет. У такой красоты и имя должно быть красивое! – смеялась она в ответ.
«Имя то красивое, – думала Вера , – а что в имени твоем».
Она долго сидела одна в темной кухне. Ей еще предстоял разговор с сыном, и будет он нелегким, и что она скажет ему, Вера пока не знала, просто верила, что они с мужем вырастили доброго человека.

Татьяна САМУСЕНКО

ЗАКАТНОЕ СОЛНЦЕ

Серо-жёлтые полосы
В небесах обозначены,
Солнца светлые волосы
Тучек лентами схвачены.
Золотое, закатное
Солнце ниже спускается.
Облака – шапки ватные
Тех волос чуть касаются.
Небо светло-лазорево
Не темнеть так старается!
Вспыхнет рыжее зарево
Вдруг, и вновь потеряется…
Живописный вид, красочный
Предо мной открывается.
Необычно, загадочно.
Вечер мне улыбается.

Любовь ЛАБУТИНА

***
К Богу я иду, всё ближе, ближе…
Проверяю мысли и дела.
И молюсь,
ведь должен он услышать,
В помыслах своих я не лгала .
Я уйду к нему по звёздам ярким…
А душа желает лишь одно —
Пусть звучит многоголосье в парке,
Пусть война продлится
лишь в кино.

 

Людмила СТАРОДУБЕЦ

МАЙСКИЙ ЖУК

Жук в коробочке скребётся,
Павлик слушает – смеётся.
Рожки пышные ветвями –
Посмотрите лучше сами!
Жук как в бронзу весь одет,
Жёсткий корпус, как корсет.
Майский жук блестящий –
Он ведь настоящий.

 

Владимир ВИНОГРАДСКИЙ

ЗАЯДЛЫЙ ОГОРОДНИК

«Любите ли вы огород так,
как люблю его я?»
Какая всё-таки отрада
Усадьба около двора!
И на базар ходить не надо,
И в магазин спешить с утра.
Всё здесь, всё рядышком,
под боком,
Взгляни, и усладится взор –
И огурец налился соком,
И колосится помидор.
А следом свёкла и редиска
Цветут, как глазки детворы,
А кабачки на грядке близко
Ждут час метания икры.
Сияют, выставив глазницы,
Укроп, чеснок и следом лук,
И мне картофельные жницы
Милее, чем приморский юг.

Надежда КОЖЕВНИКОВА

* * *
Не всколыхнуть
твоей мне безмятежности:
Ты снов цветных
не видишь никогда.
Я принесла тебе
в ладонях нежности,
А ты сказал – «Да это же вода».
Цветок Иван-да-Марья
жёлто-розовый
Дарила, намекала: мы с тобой.
А ты мне веник
наломал берёзовый:
Попаришься, мол,
в бане в выходной.
Перед тобой, то пава я, то горлица,
То бисером рассыплюсь,
то дождём.
А ты: «Ну, что кольцо на палец хочется?
Тогда давай распишемся пойдём».
Ты, как валун –
тот точно не изменится.
Я о судьбе загубленной грущу.
А впрочем, верно любит,
если женится!
К романтике в процессе приобщу.

 

Алексей КРАЕВОЙ

* * *
…Я повторяю вновь и вновь:
Надежда, Вера и Любовь!
Три ипостаси святы эти.
Нет ничего милей на свете.

 

Татьяна ПОЖИЛЕНКОВА

* * *
Я тебя отправила
Корабликом по реке
И смотрела, как он тонет
В бешеной воде.
Я тебя оставила
Всем ветрам судьбы:
Без тебя я выдюжу,
Выживешь ли ты?
Пафосно и выспренно
Не хочу вещать.
Гавань для кораблика
Буду навещать.
Пусть плывут надеждами
Нервно по реке,
Я б вернулась в прежнее,
Чтобы пореветь.
Чтобы вновь прочувствовать
Горечь или боль,
Чтобы вновь побуйствовать
И побыть с тобой.
На мосточке стареньком
Из бетонных плит
Я стою и страшно мне –
Сердце не болит,
Словно в воду вешнюю
Выплеснула яд –
Вы простите грешную.
Ты не виноват.